Михаил Рогинский и его неповторимый стиль русского поп-арта

О Михаиле Рогинском мне приходилось слышать в Москве не раз, и только хорошее, но встретились мы лишь в Париже. Тогда, в 1978 году, я впервые увидел его работы, и они произвели на меня сильное впечатление. Впрочем, начнем сначала...

Михаил Рогинский родился в Москве в 1931 году. Рисовал с детства. Профессиональное образование получил в Московском художественном училище имени 1905 года, которое окончил е 1951 году. До этого он еще учился сперва в кружке Сокольнического Дома пионеров, а затем в Московской детской художественной школе. Из училища Рогинский попал в армию, а после нее шесть лет проработал художником в провинциальных театрах. Вернулся в Москву в 1960 году. До этого он серьезно живописью не занимался. «Что-то пописывал по воскресеньям, — рассказывает Рогинский, — на этюды по привычке ходил. Но все это было ерундой». Однако к живописи его все время тянуло. В конце 50-х годов работа в театре ему надоела, стала неинтересной. И вот, вернувшись в Москву, Рогинский засел в своей маленькой мастерской и начал писать... Начал с московских городских пейзажей, сделанных не с натуры, а по памяти, с обычных улиц. На холстах его возникала не старая Москва, а советская столица хрущевского времени. Чуть позже художник обратился к натюрмортам, писал квартиры и кухни. В 1964 году ему удалось выставиться с этими работами в Клубе любителей искусств на проспекте Мира. Кроме него, в экспозиции этой принимали участие еще три живописца: Михаил Чернышев, Гриша Перченков и Алексей Панин. Рогинский был представлен на выставке хорошо, чуть ли не сорока картинами. В основном это были городские пейзажи, трамваи, люди в метро... Поэт Генрих Сапгир назвал те работы поп-артистскими (Рогинский тогда и слова этого не знал). И наверное, не один Сапгир так определял их, потому что не раз мне приходилось слышать, что, дескать, Михаил Рогинский у нас в Москве делал поп-арт в одно время с Джаспером Джонсом. Но, увы, такова уж судьба неофициальных русских художников! Джаспер Джонс известен во всем мире как один из основоположников поп-арта, а о Рогинском на Западе до его приезда туда никто и не слышал. И ничего теперь не докажешь. Может быть, позднее историческая правда и восторжествует, а сегодня западных критиков не переубедишь, правда им невыгодна.

Михаил Рогинский В магазине Холст, смешанная техника. 1987 г.

Но вернемся в 1964 год. В ту пору Рогинский увлекался советскими плакатами: плакатами уличными и железнодорожными, то есть вещами, сработанными довольно грубо и в определенном плане, весьма точно выражающими суть советской действительности. А Рогинского тогда как раз интересовала эта действительность, хотелось ее выразить. Где-то он шел тут от театра. Ведь когда оформляешь спектакль, нужно прежде всего передать суть пьесы, воссоздать в оформлении атмосферу, в которой происходит действие. «Как бы написать пьесу декорациями», — говорит Рогинский. Театральная привычка перешла и в его живопись. А отталкивался он в то время, как я уже сказал, от примитивных и грубых советских плакатов. Так и получился советский поп-арт. Не случайно уже через четыре часа после открытия выставку закрыли.

Но в те времена это не могло никого ни удивить, ни запугать. Ну, закрыли — и закрыли. А художник продолжал работать. Его все больше и больше стали привлекать предметы как таковые, предметы, как вещи, которые окружают нас в повседневной жизни. «Во время войны (а его сформировало это время. — А. Г.), — рассказывает Рогинский, — вокруг была бедность, и появилась привычка к простым вещам. Для меня эти вещи и символизируют Россию». И в 1965 году, который сам художник считает наиболее плодотворным для себя в Москве, он начинает писать примусы. Он пишет целую серию примусов, всегда увеличенных по сравнению с реальными. Затем делает две двери и пять или шесть стенок (просто большие планшеты двухметрового размера с настоящими выключателями). Пишет много спичечных коробков, тоже, конечно, во много раз увеличенных. Пишет с натуры, как и примусы, и спичечные коробки, брюки, целую серию картин с брюками почти в натуральную величину. На работах этого периода часто бывали надписи, всякого рода ненормативные, как говорится, слова. А как же без них после армейской и театральной среды? Ведь фальшиво будет. А Рогинский-то, напоминаю, через предметы, вещи стремился раскрывать действительность. Так вот и рождался вместе с картинами Михаила Рогинского советский поп-арт, которым пятнадцатью годами позже, однако уже по-своему, занимался ленинградец Евгений Рухин. Но Рухин включал в свои картины больше предметы старинные, русские, из советской жизни уходящие. В работы же Рогинского предметы приходили из реальной обыденной советской жизни. Ну вот, почему, к примеру, примус? Конечно, и сам этот предмет просто нравился Рогинскому как художнику. Но и связан он был с воспоминаниями, с военной порой, с мамой, которая возилась на кухне с примусом. Да и кто их не помнит, так же как и керосинки... Эти предметы прошли через все наше детство и четко запечатлелись в нашей памяти. Спичечные же коробки привлекли Рогинского не только обыденностью своей, но и визуальностью. И еще, по его словам, привлекала его в предметах какая-то особая чувственность. Поэтому и спичечные коробки он писал только открытые. И писал спички, горящие спички... И чуть позднее — натюрморты, очень (его слова) советские: картошка, бутылка с водкой... И все опять с натуры.

Период поп-арта или документальной живописи, как характеризует те свои работы сам Рогинский, закончился в 1968 году. Художник увлекся тогда русским восемнадцатым веком, писал натюрморты с серебряными ножами, плетеными корзинками, натюрморты умиротворенные, и привлекала его тогда созерцательность вещей. Получилось так, словно весь этот поп-арт, весь этот двадцатый век утомил живописца, надоел и прискучил ему, и потянуло его куда-то назад — к Брейгелю, к Босху, к голландцам...

Появились у него небольшие картины с трамвайчиками, теплые по колориту, написанные в неторопливой манере старых мастеров. Кстати, именно эти холсты из периода, который Рогинский иронически именует «ретро», я и увидел в Париже в 1978 году, и мне они очень понравились. Но Рогинский, относящийся к этому своему периоду крайне сурово, говорит: «Он очень затянулся, почти на десять лет, и был малоплодотворным. Я очень трудно работал. И это все было не мое». Я такого пессимистического отношения к «ретро» периоду не принимаю.

На мой взгляд и на взгляд многих коллекционеров, в это время Рогинский написал немало интересных полотен.

Помню, как, придя в Москве к замечательному нашему живописцу и графику Борису Свешникову, буквально спас его картину «Ателье гробовщика». Я захотел этот холст купить, но Свешников уперся: «Нет, я его уничтожить решил». Долго я художника уговаривал, а он ни в какую: «Уничтожу!» Слава Богу, пришла мне на помощь его жена. А уж потом, спустя несколько лет, будучи у меня, Свешников посмотрел на свою, приговоренную когда-то им к смерти картину, мягко улыбнулся и сказал: «Хорошо, что ты ее тогда купил...» Так что, по-всякому бывает. Может быть, и Рогинский переменит когда-нибудь отношение к нелюбимым ныне своим «детям».

С 1978 года художник живет в Париже. Еще за год до эмиграции он стал как бы возвращаться к документальной живописи: написал целую серию (из пяти или шести работ) с консервными банками. «В общем, — говорит он, — я почувствовал, что должен возвращаться к тому, с чего начинал, возвращаться к себе». И почти сразу после окончания этой серии — отъезд из России. На вопрос: «Повлиял ли на него Запад?» Рогинский ответил мне коротко: «Конечно». Но вот что именно повлияло, сказать не мог. «Все вместе, наверное, — считает он.— Иная жизнь, иная атмосфера, иная действительность. На меня вообще действует то, где я живу, что я вижу вокруг себя, какую живопись вижу, с кем общаюсь». В Париже ему сразу же захотелось заниматься живописью в чистом виде, его заинтересовали проблемы ритмики, пластики, формы. Он писал на бумаге малярным акриликом (масло было не по карману) большие полки. Довольно много их написал. Потом захотелось писать по памяти Москву. Написать, в частности, свою московскую квартиру: комнату, ванную, уборную, коридор. После квартиры написал двор, в котором прошли его детство и юность. И все это были трехметровые работы, он бы написал, может быть, и большего размере, да комната не позволяла развернуться. Правда, в Москве и о таком формате даже мечтать не приходилось. Ностальгическая серия картин на московские темы (сам Рогинский говорит, что ностальгии у него нет, что об отъезде на Запад он не жалеет, что здесь за семь лет он написал картин в три раза больше, чем за семнадцать, и т. д.) создавалась художником на протяжении трех лет. Работы эти сделаны в серой гамме с редкими вкраплениями цвета.

Параллельно Рогинский писал и на темы парижские, создал серию (он в принципе пишет сериями) работ, на которых изображено здешнее метро — вагоны, люди. Написал цикл пейзажей Кретея, города под Парижем, где живет художник. А в 1983 году в парижской галерее «Жорж Лавров» состоялась персональная экспозиция Рогинского, на которой он выставил пятнадцать больших работ: интерьеры с бюстами и скульптурами, нечто вроде заброшенной мастерской. Кстати, с этого же года Рогинский начал вновь писать на холсте, а также на фанере и картоне, но уже не акриликом, а глисеролью, есть такие малярные краски. В 1985 году вновь в той же галерее Рогинский экспонировал новую серию картин, которую называет железнодорожной или «синдромом путешествия». Эти полотна очень выразительны и экспрессивны, в них удивительно передается скорость, само движение. Я бы даже сказал, его сущность.

Может быть, путь Михаила Рогинского от его советского поп-арта до вот этой железнодорожной серии правильно было бы назвать путем от сути вещей к сути движения. Главное, что художник остается верным себе в основном: что бы Рогинский ни писал — предметы ли, портреты ли (один из его циклов так и называется «Портреты пенсионеров», отвлеченные, конечно, не конкретных людей), движение ли, — всегда он искренен, всегда стремится добраться до самой сути, раскрыть ее и выплеснуть, образно говоря, на полотно. Как писал Борис Пастернак: «Во всем мне хочется дойти до самой сути...»

Из книги: Александр Глезер "Русские художники на Западе"

Читать еще о художниках-нонконформистах