М. И. Махаев. Петербург в гравюрах Махаева.
В 1753 году отмечался первый юбилей Санкт-Петербурга — пятидесятилетие со дня основания новой российской столицы. Юный город на берегах Невы удивлял приезжих иностранцев красотой зданий и размахом строительства. Его великолепие олицетворяло могущество Российской империи. Увидеть, почувствовать это должны были не только заезжие иностранцы, но и дворы крупнейших западноевропейских государств. В честь памятной даты был выпущен альбом с изображением «знатнейших перспектив» города. Воспроизведенные в нем виды Санкт-Петербурга исполнил русский рисовальщик и гравер Махаев.
Михаил Иванович Махаев родился в 1718 году. Одиннадцати лет он был определен в «адмиралтейскую академию», которая готовила офицеров для русского флота. В то время она размещалась в бывшем доме Кикина, стоявшем на месте юго-западной части нынешнего Зимнего дворца. Там в течение двух лет Махаев обучался математике и навигационному делу. По указу правительствующего сената от 31 августа 1731 года он вместе с другими пятью учениками был переведен в мастерскую при Академии наук «ко инструментальному мастерству, для делания феодолитов и к тому принадлежащих инструментов». В те годы в России появился новый инструмент для съемки местности — теодолит, и в инструментальной мастерской при Академии наук осваивалось его производство для обеспечения экспедиций Академии. В распоряжении библиотекаря Академии наук И. Д. Шумахера говорилось: «Оных учеников в академию наук принять и для науки означенного инструментального художества к мастеру Ивану Колмыку отослать». И. И. Калмыков был основателем научного приборостроения в Академии. С 1727 года он изготовлял в оборудованной им мастерской различные чертежные, физические и геодезические инструменты, которые, по свидетельству канцелярии Академии, ни в чем не уступали английским и французским. Новым ученикам объявили, что они должны являться на работу в указанные часы, без ведома мастера с работы не отлучаться и от пьянства «весьма воздержаны быть». А чтобы они в будущем неведением не отговаривались, с них была взята в том подписка. Кроме чисто профессиональных занятий, новых учеников «каждый день по два часа, от седьмаго до девятаго» обучали немецкому языку. Поселили Махаева с товарищами на академической квартире на Васильевском острове в одном из тех многочисленных деревянных домишек, которыми до 1739 года был застроен болотистый участок за зданием Кунсткамеры, принадлежавший Академии наук. Квартира, дрова и свечи давались им бесплатно, однако решение вопроса о назначении жалованья затянулось, так как ввиду скудности своего бюджета Академия не могла «оных учеников означенным жалованьем для пропитания удовольствовать».
 |
|
М. И. Махаев Вид старого Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади. 1750 г. Бумага, тушь, перо, кисть. Государственный Русский музей. |
8 ноября новые ученики пишут в Академию «всепокорное доношение»: «Прошедшего октября 5-го дня взяты мы, нижайшие, из академии учеников математических и навигационных наук в помянутую академию к инструментальному делу в ученики, при котором деле и обретаемся. А в пропитании имеем великую нужду, понеже на Адмиралтейской стороне имели себе в пище заимодавцев, с которыми, получа жалованье, проча впредь, расплатились, так что почти за расплатою ничего денег не осталось. А на здешней стороне (т. е. на Васильевском острове. — К. М.), не зная нас, в долг не верят. Того ради всепокорно просим, да соблаговолит академия наук выдать нам взачет на пропитание денег хотя по малу числу, дабы нам, будучи у помянутого дела, не помереть безвременно голодною смертию».
Согласно расходной ведомости Академии наук от 6 ноября 1734 года Махаеву, как и другим ученикам «при инструментальном деле», было определено жалованье двадцать четыре рубля в год. Вскоре Махаев был переведен в мастерскую ландкартного и словорезного дела к мастеру Г. И. Унферцахту, так как в именном штате Академии наук от 7 марта 1735 года он уже числится «при литерном деле» с сохранением прежнего годового жалованья. С некоторыми перерывами Махаев проработал в ландкаргно-словорезной палате Академии наук тридцать пять лет.
В недавно открытой Академии порядки были заведены строгие. Во главе каждой палаты стоял мастер, которому вменялось в обязанность надзирать за своевременным приходом на службу подчиненных ему подмастерьев и учеников и неотлучным прилежным трудом их в положенные часы.
Но несмотря на старание и тяжелый труд от зари до зари, нужда всю жизнь преследовала Махаева. Скудного оклада, получаемого в Академии, на жизнь не хватало, и он неоднократно пишет челобитные с просьбой о прибавке жалованья. В 1742 году Махаев получал шестьдесят рублей в год, но жить на пять рублей в месяц было очень трудно и он подает прошение на имя императрицы Елизаветы Петровны, в котором пишет о том, что в течение одиннадцати лет безупречно служит в Академии наук, а жалованья до сих пор получает только пять рублей в месяц. Денег этих на жизнь не хватает, поэтому он не может выбраться из долгов и просит о прибавке жалованья.
К прошению была приложена аттестация мастера Унферцахта, в ней говорилось: «настояшия аттестую, что он после 8 лет учебы может быть совершенно объявлен подмастерьем».
На челобитную Махаева конференц-секретарь Академии наук Шумахер наложил резолюцию, по которой Махаев за прилежную и беспорочную службу при Академии наук был определен подмастерьем ландкартного и словорезного дела и к его прежнему жалованью было прибавлено три рубля в месяц.
Однако, как писал Махаев в прошении в 1745 году, «жалованья определено мне в год против прочих подмастерьев гораздо меньше». Например, подмастерья гравировальной палаты И. А. Соколов и Г. А.Качалов получали в это время уже по двести рублей в год.
 |
|
М. И. Махаев Вид Александро-Невской Лавры. 1748 г. Бумага, тушь, перо, кисть. Архив Российской Академии наук в Санкт-Петербурге. |
Жил Махаев с 1740 года в бывшем доме графа Головкина (на месте нынешнего здания Академии художеств), нанятого под Академию наук в декабре 1740 года, на третьем этаже, в комнате, где кроме него ютились еще четыре человека. В этом же доме жил «живописный мастер» Элиас Гриммель, преподававший в гравировальной и рисовальной палатах Академии наук, а также подмастерья Качалов и Соколов, впоследствии известные русские граверы. В 1743—1745 годах Махаев вместе с ними посещал «из своей охоты» уроки рисования Гриммеля три раза в неделю после обеда и рисовал «с натуры или с живой модели».
Уже в начале 1740-х годов Махаев считался лучшим «литерным» специалистом Академии наук, так как в отсутствие мастера Унферцахта успешно исполнял вместо него обязанности мастера ландкартно-словорезной палаты и старательно обучал порученных ему учеников и, кроме того, принимал участие в выпуске Атласа Российской империи. Именно Махаев писал на пергаменте дипломы почетным членам Российской Академии наук, в том числе в 1746 году Вольтеру, а в июне 1748 года — дипломы новым профессорам Академии — М. В. Ломоносову и В. К. Тредиаковскому. По заказу двора Махаев исполнил рукописные тексты нового устава и штата Академии наук 1747 года для поднесения императрице. В 1748 году он выполнил подписи на русском и французском языках на новом плане Санкт-Петербурга, который готовился для гравирования. Им же была гравирована «Азбука российская для письма». Выполненные Махаевым работы сыграли важную роль в формировании русского шрифта второй половины XVIII века.
В середине XVIII века на Монетном дворе в Петербурге изготовлялась серебряная гробница Александра Невского. В распоряжении канцелярии Академии наук от 18 июля 1750 года говорилось о том, что надписи на раке надлежит вырезать подмастерью Махаеву. Вначале Махаев написал на бумаге четырнадцать вариантов надписи различными шрифтами. Апробированный императрицей Елизаветой вариант был вырезан им на щитах раки в 1752 году. Кроме того, на протяжении тридцати с лишним лет Махаев гравировал подписи и цифры на различных физических и математических инструментах, изготовлявшихся в мастерских Академии.
 |
|
М. И. Махаев Вид Миллионной улицы от главной аптеки к Зимнему дворцу. 1751-1756 гг. Бумага, тушь, перо, кисть. Государственный Русский музей. |
Однако Махаева не удовлетворяла весьма однообразная работа по гравированию надписей в ландкартно-словорезной палате. Его склонность к творческой деятельности искала применения, и такая возможность ему представилась. Академия наук была заинтересована в том, чтобы иметь у себя «перспективного мастера», и по указу канцелярии Академии в 1745 году Махаеву было объявлено, чтобы он помимо своей основной работы «прешпектам обучался». 26 августа 1746 года ему был выдан «Открытый лист на право снимать проспекты в Петербурге», в котором говорилось о том, что подмастерью гравировального художества Михаилу Махаеву для нужд Академии наук разрешается снимать проспекты, где он пожелает, — в Петербурге и вне его. Очевидно, Махаев и в новой для него области быстро приобрел достаточное умение, потому что уже вскоре Академия начинает поручать ему выполнение зарисовок видов города. Так, в июле 1747 года следует распоряжение канцелярии Академии наук о посылке Махаева в Александро-Невскую лавру для зарисовки перспективного вида монастыря, необходимого в подготавливаемой к изданию гравюре. Этот первый известный нам проспект Махаева был использован для видового картуша в нижней части гравюры Г. Качалова «Тезис Александро-Невского монастыря», исполненной в 1748 году.
Через несколько лет в одном из прошений Махаев напишет: «Обучался я, нижайший, из своей охоты по книгам в свободное от академических дел время перспективной науке и получал в ней такие успехи, что по благоволению канцелярии А. Н. сверх выше упомянутой должности употребляем был к снятию здешнего города Сенктпетербурга проспектов; производил оные с неусыпным старанием и тратою моих денег и на последок до такого совершенства оные проспекты приведены были, что по апробации собрания Академии художеств благоволила канцелярия А. Н. все выгравировать и в прошлом 1753 году в свет издать». Упоминаемые Махаевым книги, по которым он самостоятельно изучал теорию перспективы, были «Краткое и простое изложение наиболее полезных правил искусства перспективного рисования» И. Шюблера, «Два правила практической перспективы» В. Виньолы и «Практическая перспектива» И. Ремболда.
В 1748 году в рисовальный класс Академии наук был приглашен преподавателем один из крупнейших иностранных живописцев, среди работавших в России в середине XVIII века, итальянец Джузеппе Валериани. В заключенном с ним контракте определялись его обязанности: он должен был обучать правилам перспективы порученных ему учеников, поправлять ошибки в их практических работах и давать в Академии предложения и советы по вопросам перспективы всякий раз, когда потребуется.
В мемории президенту Академии наук графу К. Г. Разумовскому Валериани писал, что поступает на службу в Академию наук для преподавания правил перспективы и оптики и исправления всех проспектов, которые будут нарисованы теми учениками, кого он признает способными для этого. Ему известно, что несколько учеников Академии занимаются рисованием проспектов Петербурга, один из которых он видел и обнаружил большое дарование у того, кто его исполнил. Упоминаемый Валериани проспект — это «Вид Александро-Невской лавры», который Махаев исполнил «в исходе 1747 года» и в процессе работы «для поправки возил к Валериани», который как крупнейший специалист в области перспективной живописи в России привлекался Академией наук для отдельных работ уже с 1745 года.
 |
|
М. И. Махаев |
Валериани стал обучать рисованию проспектов с помощью специальных приборов и приспособлений, как это было принято в Западной Европе. В мае 1748 года Махаев пишет рапорт в Академию наук, в котором требует изготовить необходимые для снимания проспектов «инструмент с медными при нем гайками, по данной модели от мастера Валериани», а также две квадратные доски с двумя угольными линейками к ним для рисования и штатив-треногу, чтобы можно было эти доски употреблять вместо столов.
В 1748 году русским правительством было принято решение издать к пятидесятилетию основания Санкт-Петербурга план новой столицы, еще столь мало известной в Западной Европе. 21 июня 1748 года об этом было сообщено Совещанию по делам художественным при Академии наук и указано «членам (Я. Штелину, Д. Валериани, И. Шумахеру и Э. Гриммелю, — К. М.) в своем собрании между собой совет иметь, как то дело начать и каким образом оное с пользой и похвалою к окончанию привесть». Судя по дошедшим до нас протоколам заседаний Совещания по делам художественным, вначале планировалось издать только новый подробный план Санкт-Петербурга, затем было решено «в здешнем плане еще прибавить представления знатнейших и публичных строений города на подобие большого парижского плана», т. е. проспекты должны были обрамлять план. Позднее эта идея была развита дальше, и проспекты были исполнены как приложение к плану города.
В постановлении Академии наук от 14 июля 1748 года были определены исполнители намеченной работы: «Понеже С-Петербургский план имеет быть при академии на меди вырезан вновь, чего ради для снимания прешпектов надлежит быть архитектору Шумахеру, адъюнкту Трускотту и подмастерью Махаеву, а сего числа оный Махаев рапортует, что перспективнаго дела мастер Валериани требует для снимания тех преспектов две липовыя доски с деревянными сложными подножками, да для закрытия небольшую будку из вощанки, на сложных же столбиках, чтоб повелено было сделать по указанию онаго Валериания. ...Сверх же сего потребен им для ношения инструментов и для отогнания простых людей — солдат. Того ради определено: Показанному архитектору Шумахеру с товарищами для снимания оных прешпектов дать из канцелярии письменный билет, дабы от полиции в том им запрещения не было; ...а солдата для ношения инструмента дать из канцелярии». Архитектор И. Я. Шумахер, по-видимому, выбирал, что снимать, и определял точки, с которых Махаевым производилась съемка проспектов, а в задачу адъюнкта географического департамента Академии И. Ф. Трускотта входило составление нового плана Санкт-Петербурга, поскольку город быстро рос и старый план, снятый в 1737 году, уже не мог быть использован в альбоме.
Через полгода составление нового плана было закончено. Он был украшен рисунками, выполненными по проекту Я. Штелина. В левом нижнем углу на высоком пьедестале, окруженном аллегорическими фигурами, изображена Елизавета Петровна в короне, со скипетром и державой в руках. Слава венчает ее лавровым венком. За памятником справа видно здание Двенадцати коллегий, на площади перед ним высится конный монумент Петра I работы К. Б. Растрелли, который предполагалось там установить. Слева вдали — Петропавловская крепость. Рисунки этих построек, а также помещенные в правом верхнем углу плана герб Санкт-Петербурга и атрибуты наук, художеств, торговли и военного дела были исполнены Махаевым.
 |
|
М. И. Махаев Вид Большого дворца в Петергофе. 1755 г. Бумага, тушь, перо, кисть. Государственный Русский музей. |
Во второй половине 1748 года в жизни Махаева происходят несколько печальных событий. В доношении 30 июля 1748 года он пишет: «Содержусь я, нижайший, за мое пред командою преступление, а именно: за нехождение мое к положенному на меня делу и за пьянство, под караулом, в железах.
Того ради канцелярию академии наук всепокорнейше прошу, дабы повелено было мне сию вину отпустить, а из желез и из-под караула освободить. А впредь я никаких худых поступок никогда ни под каким видом чинить не буду, в чем обяжуся подпискою руки моей».
Возможно, что причиной проступка Махаева были какие-то осложнения отношений с Валериани или отзывы о его проспектах Совещания по делам художественным, которое, как видно из протоколов заседаний, в первые месяцы работы над альбомом особенно часто критиковало его рисунки и возвращало их на доработку. Ясно одно, что сильно было задето самолюбие Махаева, если после стольких лет прилежной, безупречной службы, занимаясь интересной творческой работой, он вдруг махнул на все рукой и перестал появляться в Академии.
В ответ на прошение Махаева канцелярия Академии наук указом разрешила снять с него кандалы, но приказала оставить его под стражей и запретить выходить из мастерской ландкартно-словорезной палаты. Капралу Анцыгину из военной команды Академии было приказано неослабно следить за Махаевым, чтобы тот постоянно был занят работой и не пьянствовал, а также смотреть за тем, чтобы никто не приносил Махаеву в мастерскую вина. Замеченных в этом нарушении надлежало брать под караул. С Махаева была взята подписка в том, что он впредь никогда не будет совершать подобных проступков. Канцелярия Академии наук грозно предупредила его, что в следующий раз он будет отдан пожизненно в солдаты и отправлен на службу в самые дальние гарнизоны.
Однако, несмотря на столь грозное предостережение и данную Махаевым подписку, спустя четыре месяца все повторилось. Канцелярия Академии наук определила: «держать его неисходно в мастерской палате под караулом. А ежели усмотрено будет, что он, Махаев, будучи под караулом, явится пьян, в таком случае приставленные к нему солдаты жестоко будут на теле наказаны, о чем им объявить в канцелярии». Здесь уже нет речи об определении его в солдаты и высылке навечно в дальний гарнизон, Махаев стал необходим Академии, так как на него одного была возложена вся работа по снятию проспектов для подготовляемого альбома, и он проявил в ней такие способности, что заменить его было некем.
 |
|
М. И. Махаев Вид дворца в Ораниенбауме. 1755 г. Бумага, тушь, перо, кисть. Государственный Русский музей. |
Для съемки проспектов Махаев стремился выбрать высокую точку — церковную колокольню, триумфальные ворота или башню здания. В тех случаях, когда не было возможности использовать такие точки, Махаев применял специальный помост — изготовленную «плотничью работою машину, вышиною в две сажени» (т. е. более четырех метров). На него устанавливалась будка, накрытая пропитанным воском холстом, изготовленная столяром Академии по указаниям Валериани. В будку ставилась «рисовальная доска, с рамою на ножках». Сверху на крыше будки было укреплено под углом сорок пять градусов зеркало, которое можно было поворачивать. Через отверстие в крыше отраженное в зеркале изображение с помощью системы линз проецировалось на лист бумаги, лежащий на рисовальной доске. Художник обводил изображение карандашом и получал контуры вида — «проспекта». Этот способ очень ускорял и упрощал работу. Вышеописанное приспособление для съемки местности с натуры известно под названием камеры-обскуры, которая впервые была описана великим итальянским художником и ученым Леонардо да Винчи. Все западноевропейские видописцы, в том числе и знаменитый Антонио Канале, широко использовали ее при рисовании с натуры городских видов и панорам. Заслугой Валериани является го, что он познакомил русских мастеров с методами работы западноевропейских художников.
При работе Махаев использовал «к размериванию и рисованию цыркуль простой, а другой троеножный и с перьями, при том и рейсфедер». В июне 1749 года он писал в рапорте в Академию наук, что «к сниманию санктпетербургских проспектов и других мест весьма надобно першпективная труба длиною три фута да небольшие компас и ватерпас».
Хотя Махаев пользовался при съемке камерой-обскурой, его проспекты не являются механическим воспроизведением видов города. На основе выполненных с натуры зарисовок Махаев создавал затем у себя в мастерской черновой вариант пейзажа, в случае необходимости возвращаясь на натуру. Для точной передачи архитектурного облика изображаемых построек, а также для воспроизведения в то время еще недостроенных или уже разрушенных зданий, которых не должно быть на парадных видах Санкт-Петербурга, он пользуется архитектурными чертежами. Так, на «Проспекте вниз по Неве реке между зимним Ея Императорскаго Величества домом и Академиею Наук» мы видим здание Кунсткамеры, башня и внешняя отделка которого были уничтожены пожаром в декабре 1747 года. Для восстановления облика Кунсткамеры Махаев пользовался чертежами альбома «Палаты Санктпетербургской императорской Академии наук, Библиотеки и Кунсткамеры...» (1741). В ноябре 1750 года он работал над видом третьего Зимнего дворца и в рапорте в канцелярию Академии наук сообщал, что для изображения двух фонтанов, бывших на лугу перед дворцом в 1745 и 1746 годах, ему необходимы их рисунки, которые имеет обер-архитектор Канцелярии от строений граф Растрелли. Тщательность в изображении архитектуры в ряде проспектов сочетается с довольно свободной компоновкой зданий на листе по отношению друг к другу. Так, в «Проспекте Государственных Коллегий с частию Гостинаго двора с Восточную сторону» Гостиный двор сильно развернут на юго-восток по отношению к зданию Государственных коллегий, в «Проспекте вверх по Неве реке от Адмиралтейства и Академии Наук к востоку» Петропавловская крепость очень приближена к стрелке Васильевского острова. Сделано это для совершенствования композиции проспектов и заполнения свободного пространства листа.
Читать далее М. И. Махаев. Петербург в гравюрах Махаева. Часть 2
Читать далее М. И. Махаев. Петербург в гравюрах Махаева. Часть 3
