Художник-нонконформист Владимир Титов. Форма в пространстве

До 1984 года я о художнике Владимире Титове не слышал. Лишь в январе или феврале 1984-го, приехав в Париж из Нью-Йорка, я остановился у Оскара Рабина и от него впервые услышал это имя. Рабин сказал: «Тебе стоит поехать, посмотреть. Очень интересные рисунки, да и картины тоже, хотя законченных картин мало». «Совсем как у Васи Ситникова», — ответил я. «А он и есть ученик Ситникова», — заметил Оскар.

Владимир Титов, женившись на француженке, живет и работает в Париже. Долгое время он рисовал здесь лишь московские, скорее даже подмосковные, улицы или окраины Москвы. Эти улицы — иногда пустые, а иногда с какими-то безликими людьми, которые толпятся то ли у пивной, то ли в очереди у магазина, то ли просто так, от нечего делать, стоят и болтают. И тут же бродят какие-то странные, длинные, так и хочется сказать протяжные, похоже, голодные, уличные псы.

И на картинах, больших полотнах — других Титов не пишет, хоть большие продать в Париже трудно, — было в первые годы его французской жизни все то же самое: российское уходящее вдаль белесое небо, а внизу, под ним, бесконечным, — те же люди и те же улицы, И все это написано в светлой, скорее даже светло-серой, теплой гамме. Порой настолько светлой, что в картину приходится вглядываться, чтобы понять, что на ней изображено.

И это вовсе не случайность. Детали Титову как бы и не нужны. Ибо, по его словам, он решает в своих картинах и рисунках задачу чисто формальную: форма — в данном случае земля со всем, что на ней находится, — в пространстве, роль которого играет небо. Запомним эти слова Титова. Ведь если все так просто: форма в пространстве — земля, уходящая в небо, то почему за первые три года жизни в Париже художник ни разу к парижским домам и небесам не обратился? Парижа в тех работах Титова нет, словно Титов приехал сюда в командировку и эта чужая красота не притягивает, а отталкивает его.

Сам Титов в то время жаловался: «Скучно мне здесь, скучно. Ну, по музеям и галереям иногда хожу, а так больше дома сижу. Париж, безусловно, город красивый, но без живой жизни, город-музей. Тут мне писать нечего».

Интересно, что, вернувшись из Нью-Йорка, где он в 1984 году побывал впервые, Титов сказал Рабину: «Оскар, это наш город. Там сразу ясно, что писать. Нью-йоркские дома нужно только вставить в раму, и это будут наши картины».

Судя по словам Владимира Титова, в Нью-Йорке, который для него в чем-то схож с Москвой, он смог бы, наверное, найти для себя темы. А в умиротворенно-прекрасном Париже тем для него нет. И вот он, долгое время живя в Париже, пишет и рисует московские и вообще российские улицы и пейзажи. Его рисунки и картины технически безупречны, а кроме того — и на мой взгляд, это самое главное, — они полны человеческого тепла, они, даже черно-белые, как бы излучают свет и тепло. Картины и рисунки Титова вступают в противоречие с тем, что говорит о своем творчестве художник. А говорит он, напоминаю, вот что: «Я решаю в своем искусстве чисто формальную задачу. Меня в живописи интересует проблема формы в пространстве».

Титов даже рассказывает, как эта идея — форма в пространстве — окончательно завладела им. Он об этом думал и прежде. «Но однажды, — говорит Титов,— я ехал в подмосковной электричке. Дело было в 1973 году, ранней весной. Снег уже сошел, но ярких тонов еще не было. Дорога проходила высоко, и далеко видно было, аж до горизонта. Проносились мимо деревушки, огороды с копающимися на них людьми, овраги. Проносились быстро, детали не улавливались, но было общее впечатление монохромности, приглушенности, цвета, ощущалась тяжесть земли. Это и дало мне решающий толчок. С тех пор я занимаюсь проблемой формы в пространстве».

Я верю, что так все оно и было, но мне кажется, что Титов нарочно как бы сужает проблематику своего искусства. Я не могу поверить, что основной задачей для такого живого, скажу даже душевного, художника, как Титов, стала лишь форма. Конечно, сейчас это очень модно. Многие и западные, и русские художники заявляют: «Меня интересует предмет в пространстве или форма в пространстве». У некоторых из них формальные моменты, проблемы чисто эстетические и впрямь являются как бы солью творчества. Но картины таких художников холодны и рациональны. У Титова же совсем иное. Я отнюдь не подвергаю сомнению его искренность. Видимо, сознательно он и вправду решает для себя проблему формы в пространстве, но его искусство сложнее. Пусть земля как форма уходит в небо как в пространство, и построение очень рационально, но сами-то картины и рисунки Владимира Титова эмоциональны, они живут.

Да и не случайно же Париж для Титова как тема для творчества какое-то время как бы не существовал. Ведь если без эмоций, ведь если только рационально, если только форма в пространстве, то возьми какой-нибудь наиболее подходящий для тебя парижский дом, тут их много и они очень разные, и парижское небо. Ты не хочешь ярко-синее? Но в Париже оно часто бывает и серым, и белесым. Ан нет! Чужое душу не затрагивает. Так при чем тут форма в пространстве? Тут ностальгия по своему, дальнему. И решает художник свою формальную проблему на материале, так сказать, родном: и небо русское, и земля русская, и дома, и люди русские. И пусть для него это формально-эстетическая задача, для нас, зрителей, в его картинах и рисунках есть нечто значительно большее, что, может быть, исходит из его подсознания, придавая работам Титова эмоциональную окраску, наполняя их жизнью, далекой от чисто эстетической формальной задачи.

Не стоит обсуждать, как повлиял на творчество Владимира Титова Запад. Как повлияли на него современные французские или американские художники. В принципе ничего здесь на Титова не повлияло. Конечно, он развивается, может быть, использует какие-то новые краски. Но развивался бы он и в Москве, ибо у него есть что сказать, и он уже знает, как сказать.

А что касается Парижа, то в конце концов и он вошел в творчество художника, появился на его полотнах. Но вот что интересно: три года тому назад я побывал у него в мастерской с французским искусствоведом. Рассматривая одну из последних работ художника, француз заметил: «Россия», «Нет, — откликнулся Титов, — это же здешний пейзаж, вот он за окном». «А настроение?» — настаивал француз. «Ну, настроение, как настроение», — улыбнулся Титов. Я же подумал: француз, конечно, прав. Пусть это местный зимний пейзаж, но написан он русским художником. Отсюда и настроение...

Из книги: Александр Глезер "Русские художники на Западе"

Читать еще о художниках-нонконформистах