Юрий Купер (Куперман). Медитация и фантасмагория в картинах художника
Юрий Куперман, больше известный на Западе под именем Юрий Купер, — эмигрант-старожил. Он выехал из СССР в 1972 году, жил в Израиле, в Лондоне, а с 1975 года обосновался в Париже. И нужно сказать, что в этом центре европейского искусства Куперман добился, пожалуй, большего, чем какой-либо другой русский художник. На протяжении нескольких лет, чуть ли не сразу после приезда в Париж, он работал с одной из наиболее известных французских галерей — галереей Одермата, его выставляют и в Париже, и в Нью-Йорке известная галерея Клода Бернара.
Впервые я встретился с Юрием Купером еще в Москве, в году примерно 69-м, и тогда он подарил мне две свои акварели. Назывались они «Женский портрет» и «Свалка». Насколько я понимаю, именно «Свалка» была особенно характерна для его творчества. От этой акварели я прослеживаю прямую связь с тем, что художник делает сегодня, хотя это вроде бы совсем разные вещи. Однако между вот этой московской небольшой акварелью Купера и его парижскими большими полотнами есть нечто общее: какая-то теплота, трепетность, какая-то удивительная тонкость в восприятии и изображении пейзажа ли, предмета ли, натюрморта ли. Это не значит, конечно, что на Западе, точнее в Париже, искусство Купера осталось неизменным.
Нет, наоборот, оно во многом стало другим. Более того, сам подход художника к своему искусству, к творчеству вообще стал иным. Какие-то западные мастера, например Лопес Гарсиа или Зофран, в определенном смысле даже повлияли на его развитие, вернее сказать, картины этих известных живописцев, близких ему по духу, помогли художнику разобраться и увериться в самом себе, обрести душевный покой. «Когда я увидел впервые их картины, — говорит он, — я как-то успокоился. Я понял, что на Западе можно делать интимные вещи, оставаться самим собой, а не примыкать, как мне поначалу показалось обязательным, к какой-либо группе».
Это очень важное признание, ибо Юрий Купер, действительно, художник с ярко выраженной индивидуальностью, которая ни в какие группы вписаться просто не может, а кроме того, его творчество интимно по своему характеру. А кстати, изображает Купер на своих полотнах обычно самые простые предметы, простые в смысле геометрической формы: ну, скажем, ведро, кисть в ржавой банке, карандаш... «Я, — рассказывает Купер, — делаю столько лессировок для того, чтобы добиться медитационного эффекта, что предпочитаю работать с простыми формами».
Но тут мы подошли к самой сути творчества художника. А мне, прежде чем перейти к ней, хочется вернуться в Москву, чтобы лучше рассмотреть, что именно изменилось в его работах в Париже и в самом его подходе к искусству. В Москве он часто писал, например, пляжи с каким-то пространством. Уже на Западе художник понял, что в тех российских акварелях и картинах его привлекала разница между обычно сложным передним планом и уходящим в никуда пространством. Поняв это, Куперман решил лишь видоизменить схему. Вместо пляжа, песка, у него на картинах стали возникать на переднем плане предметы, стол, скажем, стул или ящик. Он начал изображать на картинах вещи в натуральную величину или во всяком случае так, чтобы они выглядели, словно даны в натуральную величину.
Тут можно говорить о том, что с 60-х годов, то есть со времени поп-арта, предметы обрели самозначимость, и многие художники стали стремиться к их изображению, так сказать, в полный рост. Можно и вспомнить о том, как изменились за последние десять — двадцать лет рекламные плакаты, на которых уже мало деталей, ничего как бы и не придумывается, просто дается крупным планом то, что рекламируется, — туфли, например, автомобили или духи. Можно припомнить, что в работах современных художников предметы нередко изображаются даже увеличенными во много раз в сравнении с реальными размерами.
Но возникает вопрос: для чего все это (то есть предмет крупным планом) нужно такому художнику, как Юрий Купер? Конечно же, не для моментального узнавания или запоминания этого предмета, как у художников-плакатистов. Естественно, не для того, чтобы утверждать самозначимость предмета. Предмет на переднем плане картины, предмет в натуральную или почти натуральную величину нужен ему в силу характера самого творчества, для решения той основной задачи, которую ставит перед собой художник. И тут мы снова возвращаемся к сути его искусства, к тому, что он хочет сказать своими картинами, чего добивается в них. Французский искусствовед Жан-Мари Тассэ в статье «Волшебное молчание», посвященной парижской выставке художника и опубликованной в газете «Фигаро», писал: «На нынешней выставке Юрий Купер вот уже в который раз потряс зрителя картинами, полными ума, мысли и очарования... Какой же неизменный внутренний свет преображает зримые сумерки этих молчаливых творений? Постараемся беглым взглядом охватить их идеальный мир. Старые дверцы, щипцы, стенные часы, карандаши, тряпки, ящики, стулья молчат, погруженные в самих себя, а может, от самих себя отъединенные... Отжившие свой век, с поверхностью поблекшей и изношенной, такие обыденные, такие знакомые нам в повседневной нашей жизни, вдруг как бы отъединяются от самих себя и уходят в совершенно другую реальность. Строгая, почти монашеская простота сюжетов, несомненно, оказывается лучшей маской видимого, и мы попадаем в фантасмагорический мир, почти на грани небытия, где жизнь держится на нескольких комочках пыли. Поэтическая интерпретация объективной реальности постоянно преобразует этот своеобразный реализм в нечто совершенно особое».
Сам Купер говорит: «Когда я думаю о том, что мне лично сегодня необходимо, какую картину мне интересно писать, то вот к чему прихожу: это картина, которая будет представлять собой некую плоскость, на которую можно медитировать, как, например, смотреть на огонь в камине или на плывущее облако, превращающееся то в какой-то портрет, то в нечто архитектурное, то еще во что-нибудь. Я бы сказал, что стремлюсь в картинах к эффекту медитации. Это — главное. Вот изобразил я на картине простой предмет: ведро или открытый ящик... Но для меня важно, чтобы это не были только ящик или ведро, чтобы на картине происходило превращение, вибрация, которые бы заставили зрителя дольше на нее смотреть, раскрыть второй смысл, а не просто увидеть ящик или не ящик».
Художник хочет, чтобы зритель не смотрел, а созерцал его картины, чтобы глазная сетчатка зрителя каким-то образом вошла в контакт с поверхностью картины и могла бы, образно говоря, немного попутешествовать по ней. Ему необходимо приближать предмет к зрителю, ибо медитировать можно только на ту поверхность, которая расположена близко к глазу.
Я вспоминаю полотна Юрия Купера, которые видел в его парижской мастерской. Я вспоминаю его картины и литографии, которые видел в нью-йоркском отделении галереи Клод Бернар, я вспоминаю его произведения на огромной персональной экспозиции в парижской мерии. И на память мне приходят не отдельные работы, не те или иные отдельные предметы и детали, а нечто целое, нечто живое, поэтичное, трепетное, властно притягивающее к себе. Юрий Купер создал свой, ни на что не похожий мир. А не к этому ли стремится каждый подлинный художник?!
Из книги: Александр Глезер "Русские художники на Западе"
»
